И льется в доверчиво подставленные уши реклама. В глазах рябит от придорожных транспарантов. Вас не устраивает банковский процент? Наши специалисты с радостью возьмут ваш капитал в управление. У вас уже много денег и вы не знаете, куда их деть? Лучшие хедж-фонды планеты к вашим услугам. Вперед, братцы-бараны, в счастливое будущее. Мы знаем отличные пастбища с зеленой и сочной травой. Не отставайте, прибавьте шаг! Верьте нам, мы не обманем! А то, что шерсть вашу стрижем, так это только на пользу: легче в пути будет. И не вспотеете…
В первоначальной попытке изменить ход истории Денис вместо одной финансовой системы построил другую – аналогичную. Инерция мышления. Плодами воспользовались уже без него. Убить дракона…
В общем, задача решения не имела. Мелькнула, правда, одна идейка, но показалась столь фантастической, что он отбросил ее без сожаления. Вместе с сучком, на котором едва не остался висеть его глаз.
Прочь дурные мысли! За дорогой лучше смотри, пока шею не свернул. Шлепнув ладонью по крупу, попаданец по прозвищу Сладкий Язык гортанно прикрикнул. Лошадиная команда на местном наречии. Понятливый скакун послушно прибавил шаг.
Звериная тропа, вильнув унавоженным хвостом, вывела его к прозрачному, едва заметному среди буйной лесной поросли роднику. Спешившись, он опустился на четвереньки и принялся с наслаждением лакать обжигающе-холодную воду. Рядом, фыркая от удовольствия, утолял жажду четвероногий друг. Денис, провожая взглядом подхваченную течением белую шапочку пены, запоздало отметил, что на следующем водопое надо будет вставать выше по течению. Выше, чем конь.
Найдя небольшую лужицу, он всмотрелся в собственное отображение. Водяное зерцало бликовало на свету и играло солнечными зайчиками, пряча детали под плавающими листьями. Единственное, что удалось рассмотреть, так это чистое лицо. Низкий поклон вам братья по крови. Хорошо быть трусом. Воинские татуированные знаки доблести изгнанника не прельщали.
Тропка бесшумно стелилась под копыта. Легкая дремота накатила вместе с теплым ветерком, налетевшим из-за холмов. Лаская лицо и путаясь в косичке, воздушный проказник преданно заглядывал в глаза: куда путь держишь, добрый молодец?
К белым людям, куда ж еще. Где-то на задворках сознания испугано копошился Сладкий Язык, подсказывая направление. Недолго осталось.
Не соврал подсказчик – и впрямь недолго. Три разрисованные физиономии радостно скалились из-за натянутых луков. Еще парочка индейцев держала его под прицелом штуцеров. Приплыли. Краснокожий дозор, надо полагать. Лакота-сиу, внес пояснения советчик.
Мысли понеслись вскачь. Галопом. Резко усилившийся поток крови исправно насыщал мозг питательными веществами. Оно и понятно – попробуйте угнаться за собственной лошадью со связанными руками. Денис старался изо всех сил.
До лагеря сиу добрались быстро. Саднила кожа на сбитых коленях и локтях. Плевать, да свадьбы заживет. Лишь бы на местной скво не подженили. Вон как лыбятся. Женихов присматривают? Или это кухарки? Блюдо выбирают. Тогда уж лучше замуж. Он сразу отдастся, даже сопротивляться не будет. Вон та, с пирсингом в носу, вроде бы и ничего. Эй, славяне, вы зачем костер разжигаете? Вдоль хребта пробежал холодок.
Сильные руки втолкнули его в клетку из толстых жердин, связанных между собой сыромятной кожей. Зубами не перегрызешь. Один, похоже, попробовал. Не вышло. Сидит без зуба. Двое других, видать, и не пытались. Эти с зубами. Братья по неволе.
А вот и капо подошел. Солидный дядька, даром, что в перьях. Седой. На дикого кабана похож. Смотрит оценивающе, о чем-то думает. Интересно, о чем? Вот еще один подошел, судя по виду – жрец. Совещаются. Рецепт обсуждают? Или нет… что-то про Утренний Цветок говорят. Мол, рада будет. Рада чему? И кто у них она?
С малых лет он был невезуч. Судьба-лиходейка, знать, такая. То полбеды, что крепостным уродился, так еще и рыжим угораздило свет божий узрить. А как солнце пригреет, снега растопит, конопушки высыпают с жаровню размером. Хоть блины на них жарь в масленицу. Пока младой был, вниманья не уделял такому казусу, а как пятнадцать годков исполнилось, так хоть с обрыва прыгай в воду студеную. Тоска-злодейка душу рвет. Его дружки с девками посадскими в хороводе отплясывают, милуются на задворках, а на него лишь Марфа-кривая глазом косит. Как телка в охотку.
Он с детства о море грезил, кораблики мастерил из липы, да в пруду их пускал. Плотник монастырский дядька Семен, что при Петре-батюшке корабельным мастером служил, ему часто байки травил. Как выпьет жбан вина церковного, так сказ ведет долгий, затейливый. Я, говорит, тебе, Алексашка сын Алферьев, как на духу все обскажу. А у самого слеза бежит по морщинистой щеке и голос пропитой дрожит. Да как начнет сказку сказывать – заслушаешься. И про ветер соленый и парус белый, да про даль бескрайнюю и страны заморские. И воду синюю, что взор бесовской Анюткин.
Да только где ж ему морю-то взяться в Вологде, где речушку куры вброд переходят? Так и жил Алексашка, не тужил, лишь во снах да мечтаньях по мачтам лазал, и крики чаек слышал. Да и что тужить-то ему, если барин добрый был, розгами потчевал раз в седмицу, а по праздникам леденцы дарил сахарные да медовые. Ан, нет, беда пришла кручинушка, как всегда незвано. Вороги лютые усадьбу сожгли, дворню покалечили, а старого барина и вовсе живота лишили. Алексашке свезло тогда, в погребе сидел каменном, вот и цел остался.
Возрадоваться не успел спасению чудесному, как продали горемыку купцу иноземному, голландскому. Мошну имел Гендрик Гоутман немалую, и удача сама ему в руки плыла. Торговые лавки в Амстердаме и Вене, каменная палата о трех житьях и семи светлицах в Вологде, дюжина конных стай, да два корабля в володениях.